Collecting Moments

Я снова в пути. Меня нет и не будет целых тридцать часов. Я вне обычного хода жизни, вне быта и рутины, связей и обязательств. - Ты где? - Между Москвой и Орехово-Зуево. “Это мой родной город. Бесконечные ряды казарм…” - Войново проехали. “Когда я была маленькая, бабушка каждое лето снимала здесь дачу. Посреди деревни всегда была большая лужа. Мы по ней бегали босиком, а потом прыгали в пыли. И Клязьма тогда чистая была. А в Коломне меня всегда тетя встречала.” - Подожди, мам, Коломна же в другой стороне. - Да, Коломна совсем в другой стороне... У путешествия нет направления. Оно внутри - в воспоминаниях, впечатлениях, мечтах. Оно не из пункта А в пункт В, а всегда между ними...

A woman with a big umbrella My great-grandfather's cousin Rachel Rappoport (Rolya, as she was called in the family) was sent to the Minsk ghetto in July 1941, shortly after Germany invaded the Soviet Union. What followed were two gruesome years of unspeakable suffering. Every day Rachel witnessed the brutal extermination of her friends, relatives and neighbors. Her aunt (my great-great-grandmother) died in 1943. “The second torment was hunger. I probably would have died of it if it weren’t for my friend Nyura. She herself was always famishing, but not a day went by without her bringing me a bowl of watered-down potato pottage. Sometimes she even got one or two boiled potatoes — an indescribable luxury”, — Rachel wrote in her book. Fearing epidemic outbreaks and infections, the nazis did not rush to execute doctors in the ghetto. Since Rolya worked as a psychiatrist before the war, she was kept alive until the last moment. Over time more and more people were killed in the ghetto e

“Когда-то в нашей деревне жило много цыган. Днем - грабили, по вечерам - пели, а ночью - опять воровали. Даже друг у друга! Года два назад они снялись с места и уехали. Теперь деревня мертвая. Жаль, что цыган здесь не стало. С ними веселее было!”

“Мертвый город”, “старый город”, “город голубой реки” — так в разное время Эгон Шиле называл Чешский Крумлов. На его картинах кривые улочки застывшего в прошлом городка наполняются живыми яркими красками. Дома вращаются, срастаются друг с другом как в древнем хороводе. Разноцветное белье на веревках вторит этому танцу. Город движется, увлекаемый быстрым течением реки и повторяя ее изгибы. Шиле переехал из Вены на родину матери — в Чешский Крумлов — в мае 1911 года со своей 17-летней возлюбленной и моделью Валери Нойзель. Здесь, вдали от столичной суеты, художник мог работать на открытом воздухе, о чем он давно мечтал. Однако уже через три месяца Шиле пришлось покинуть провинциальный городок, глубокорелигиозных жителей которого шокировало скандальное на их взгляд поведение молодой пары. Кроме того, они были возмущены тем, что художник нанимал местных несовершеннолетних девушек в качестве моделей. После этого Шиле написал в своем дневнике: “Я не хочу думать о Крумлове. Моя любовь к этом

Берлин прекрасен!

Сбылась мечта! Странница попала в заброшенный парк развлечений Шпреепарк… Все это, конечно, похоже не декорации к фильму ужасов. Безголовые динозавры на траве, завязшие в тине лебеди. Ветер крутит “чёртово колесо”, которое со скрипом и скрежетом неохотно совершает очередной оборот. Болото постепенно засасывает старые деревянные корабли с голыми мачтами. На ржавых рельсах навсегда застрял разноцветный паровоз.

Тени памяти... Евреи Цыгане Изганные художники, писатели, композиторы