Collecting Moments

Заброшенные дома и крыши... Крыши дают тебе дополнительную степень свободы. Это “вершины”, доступные городскому жителю, на которых всегда тише, легче и спокойнее, чем на улицах внизу. Здесь ты вне суеты, ритма и скорости. Не покидая города, ты оказываешься за пределами расчерченного и ограниченного пространства домов, переулков и перекрестков. Крыши — это пауза, передышка, остановка...

Каждый путь прекрасен...

Когда меня, только начавшую ходить, первый раз привезли на дачу, за спиной у взрослых я дотопала до стоявшего у крыльца ведра и напилась дождевой воды. Потом родители долго искали по соседям марганцовку, бегали, волновались. Тогда всё, вроде бы, обошлось. Однако вылечить меня от вируса, полученного с глотком холодной воды, им так и не удалось. Мир стал моим. Весь мир. А тот зеленый рай с малиново-вишнево-клубничным вкусом и ягодно-грибной лес были лишь истоком реки, в потоке которой мне придется двигаться всю жизнь. Плыть по лунной дорожке за свободой и счастьем; через города, страны и континенты - вслед за солнцем в каплях дождя...

Утро в лесу.

Вселенский Рахманинов. “Концерт” для фортепиано и виолончели. Я с папой…

Я снова в пути. Меня нет и не будет целых тридцать часов. Я вне обычного хода жизни, вне быта и рутины, связей и обязательств. - Ты где? - Между Москвой и Орехово-Зуево. “Это мой родной город. Бесконечные ряды казарм…” - Войново проехали. “Когда я была маленькая, бабушка каждое лето снимала здесь дачу. Посреди деревни всегда была большая лужа. Мы по ней бегали босиком, а потом прыгали в пыли. И Клязьма тогда чистая была. А в Коломне меня всегда тетя встречала.” - Подожди, мам, Коломна же в другой стороне. - Да, Коломна совсем в другой стороне... У путешествия нет направления. Оно внутри - в воспоминаниях, впечатлениях, мечтах. Оно не из пункта А в пункт В, а всегда между ними...

A woman with a big umbrella My great-grandfather's cousin Rachel Rappoport (Rolya, as she was called in the family) was sent to the Minsk ghetto in July 1941, shortly after Germany invaded the Soviet Union. What followed were two gruesome years of unspeakable suffering. Every day Rachel witnessed the brutal extermination of her friends, relatives and neighbors. Her aunt (my great-great-grandmother) died in 1943. “The second torment was hunger. I probably would have died of it if it weren’t for my friend Nyura. She herself was always famishing, but not a day went by without her bringing me a bowl of watered-down potato pottage. Sometimes she even got one or two boiled potatoes — an indescribable luxury”, — Rachel wrote in her book. Fearing epidemic outbreaks and infections, the nazis did not rush to execute doctors in the ghetto. Since Rolya worked as a psychiatrist before the war, she was kept alive until the last moment. Over time more and more people were killed in the ghetto e