Collecting Moments

Хроники ограниченной свободы. Фолгозинью. Осень 2020 Воскресным утром в деревенской церкви звонят колокола. Сегодня я встала с седьмым ударом. Позавтракала рисом с фасолью, сделала бутерброд в дорогу, собрала маленький рюкзак. Простые действия, которые совсем недавно были ежедневным ритуалом, теперь стали исключением. Любые, даже самые лёгкие путешествия, сейчас похожи на бунт. Если раньше ты, странник, был помехой на обочине жизни, то сейчас стал раздражающей вспышкой уже давно потушенного огня. Тебя больше не существует, а автостоп теперь заменили нечастые вылазки на природу. В девять утра мы вышли из горной деревни Фолгозинью и направились к капелле Сантьягу — крошечному кубику на вершине горы. Группа осталась позади, а я довольно быстро преодолела первые триста метров подъема по серпантину и свернула на широкую тропу. Скоро поняла, что пик, который на карте назывался Сан Тьягу, остался у меня за спиной, а дорога продолжается вдоль подножия. Я резко свернула и начала карабкаться

Хроники ограниченной свободы. Португалия. Осень 2020 Самое сложное теперь — это заставить себя встать, улыбнуться солнцу в окне или подышать осенним дождем. Потому что у любви больше нет силы соединять и сближать через все карантины и границы. Есть запятые, нет точек, понятных слов и ясных писем. Сегодня пришлось проснуться рано, спуститься на кухню и пожарить оладьи. Да, те самые оладьи из кабачков с картошкой, которые здесь называют pataniscas de courgette. Я их придумала прошлым жарким летом, чтобы спасти урожай, а теперь возьму в поход. В десять утра нас уже окружали горы “Звездной земли” и озёра — Круглое, Темное, Длинное. Через пять километров по живописной тропе мы оказались на высоте 1700 метров у края холодного озера с воронкой внутри. Кажется, что вода по ней стекает куда-то глубоко в подземный мир и затягивает туда неумелых купальщиков. Трудно поверить, что она питает большое водохранилище, у которого мы начали свой путь. Полтора километра невидимого туннеля соединяют

Хроники ограниченной свободы. Порту — Берлин. Лето 2020 Город, где кричат чайки, — пристанище бездонной неисчерпаемой красоты. В высоком распахнутом окне отражаются дворцы и статуи, подобные венецианским. В сумерках Афина на черепичной крыше дома напротив постепенно грустнеет. На закате даже в пустых глазницах шлема проступает печаль. На улицы Порту темнота опускается быстро, и город засыпает не под шум волн, а под пронзительные всхлипывания птиц, разрезающие ночной воздух. Берлин не морской бушующий, а озёрный безмятежный город. Блики с водной глади падают на деревья, и они переливаются так, будто каждый лист — маленький огонек в летне-зеленой гирлянде. На почерневшее от влаги бревно выползла черепаха погреться на солнце. Долго и упоенно тянула шею к теплым лучам. Лебеди, надменные дикие птицы, подплыли ближе к людям. Счастье в созерцании. В медленном плавном скольжении по воде.

Хроники ограниченной свободы. 10 июня. Сакаэ, Тиба Через сетку в окне я наблюдаю, как на сильном ветру паучиха качается в аккуратно сплетенном, крепком гамаке. Сквозь кружево проглядывает хмурое серое небо, видно, как падают капли с крыши, колышутся листья абрикосового дерева. Идет третья неделя сезона дождей. Говорят, в этом году он мужской природы — с мощными порывами ветра и ливнями стеной. По летящим с высоких веток цветкам белой камелии можно загадывать желания, как по падающим звездам. Я еще не знаю, что через два дня по неизвестной причине отменят наш рейс в Белград. И что я полечу в Мадрид, а оттуда на автобусах и поездах за двое суток доберусь до Португалии. А Макс улетит в Сербию на следующем самолете. И пока он будет в воздухе, Европейский союз вычеркнет это балканскую страну из "зеленого списка". Дорогая японская камелия, я много раз наблюдала, как ты сбрасываешь на землю свои только распустившиеся цветы. Я пишу эти строки, а ты стоишь у меня перед глазами — ст

Хроники ограниченной свободы. 21 июня. Сакаэ, Тиба Лоскуты японской жизни, случайно связанные одним июньским днем и разговором в гостиной старого деревенского дома. На соседских участках бесчинствуют енотовидные собаки и гималайские циветы. По ночам они разоряют огороды, опустошают фруктовые деревья и лакомятся свежими овощами с грядок. Крошечная рыбка “горо” (ごろ) водится только в одном озере на острове Хонсю, и ловят ее лишь одну неделю в году. Едят ее свежей, а портится она очень быстро, поэтому на прилавках рыбных лавок горо не найти. Нам она досталась от друзей, а им — от родственников из той префектуры, где это сезонный деликатес. Сдобренная соевым соусом и имбирем, рыбёшка горо добавляет приятного вкуса умами к свежесваренному рису. Наше путешествие по Японии продолжается, даже когда мы остаемся на месте.

Хроники ограниченной свободы. 10 июня. Сакаэ, Тиба По вечерам, лёжа в тишине на футоне, я закрываю глаза и слушаю далекий стук колес. Ту-ту-тук, ту-ту-тук, ту-ту-тук. Электричка, направляющаяся в аэропорт, бежит по рельсам. В трех километрах от жилища старушки Асо есть станция. Ту-ту-тук, ту-ту-тук, ту-ту-тук. Туда даже с грузом легко дойти пешком, обогнув рисовые поля по тропинкам. Но наши рюкзаки стоят распакованные в углу спальни.Ту-ту-тук, ту-ту-тук, ту-ту-тук. Мы собираем на участке зеленый абрикос с ветвистых старых деревьев. Из него японцы варят саке, выжимают сок и делают варенье. Ту-ту-тук, ту-ту-тук, ту-ту-тук. Вместе с хозяевами мы добываем прозрачный молодой мёд из сот. Верхние ячейки почему-то оказываются пустыми и засохшими, а во многих запечатанных — до сих пор живые личинки. Неудачный получается первый весенний сбор урожая. Ту-ту-тук, ту-ту-тук, ту-ту-тук. Мы рубим бамбук, который заполоняет всё свободное пространство в саду. Его корни пробираются под камнями и выстре

Хроники ограниченной свободы. 27 мая. Сакаэ, Тиба Карантин закончился. Остались обрывки недописанных текстов и невысказанных мыслей, сейчас уже неважных и не очень интересных. Теперь можно снова смотреть вдаль, за горизонт — туда, где заканчиваются геометрические узоры рисовых полей. Те полтора месяца, что мы провели в заточении, фермеры вспахивали и сеяли. Аккуратные дорожки из зеленых побегов расчертили водную гладь. Вечерняя заря раскрашивает ее в пастельные розово-голубые тона. На этом холсте природа рисует оранжевый круг слепящего солнца. Дорога к деревенскому храму — семьдесят ступеней к свободе. Поднимаешься, дышишь, замираешь в лесном безмолвии. С высоты сквозь храмовые ворота смотришь на небо, отражающееся в затопленном поле. Сколько еще закатов и восходов растворится в нем, пока появится самолет, который заберет нас отсюда?!