Day 149. Vladimir

В 1408 г. «мая в 25 начаша подписывати церковь каменную великую оборную святая Богородица иже во Владимире повелением князя великаго, а мастеры Данило иконник да Андрей Рублев» (Приселков М.Д. «Троицкая летопись.»)

Фрески Андрея Рублева в Успенском соборе. Какие живые лица!

День 149. Владимир

Дмитриевский собор.

Большинсто из 600 рельефов, украшающих стены храма, посвящено нецерковным сюжетам.
«Как же удавалось находить канонические основания для помещения светских изображений (сцен охоты и борьбы зверей, ктиторских портретов и т.п.) на стены православных храмов?

Наиболее вероятным способом был следующий: не вдаваясь в догматические тонкости, ссылаться на традицию католической церкви. Учитывая сближение православной и католической церквей, начавшееся по инициативе Иоанна Комнина в 1124 году и продолжавшееся до самой гибели Византии, ссылки на католицизм для православных епископов ни в коем случае не являлись «табу». Католическая традиция, как известно, допускала даже украшение икон, фресок и фасадов ктиторскими портретами. Такие портреты мы, скорее всего, видим и на стенах владимиро-суздальских храмов. А что касается «языческих» мотивов в декоре, то на Западе их куда больше – на храмах встречаются и акробаты, и русалки, и даже настоящие идолы с огромными фаллосами. Но в Европе все размещение разноообразнейших зверей, чертей, химер и идолов подчинялось строгим символическим правилам, базировавшимся на католической схоластике

(«Бестиарий» – лишь одна из многих сотен книг, регламентирующих правила и символику изображений, и даже в католической церкви было не так много специалистов, знавших эти правила). А во Владимиро-Суздальской земле вряд ли кто-либо был способен на анализ западных теологических трудов, посвященных скульптурному декору храмов. Наиболее вероятно, что вся сложнейшая романская символика игнорировалась – имело место общее воспроизведение романики в художественных и идеологических целях. Даже если в ряде храмов декор делали приглашенные европейские мастера, вряд ли они были специалистами в схоластике, и вряд ли привозили с собой соответствующую литературу или консультанта-теолога. Скорее всего, и русские, и «приглашенные» мастера имели общее представление о том, по каким правилам делался декор на Западе, и каждый раз вырабатывали уникальную иконографию для каждого храма в тесном контакте с князем, епископом и зодчим. Какие бы мастера ни создавали декор – суздальские или европейские – имело место относительно «свободное творчество» с акцентом на державно-эллинистических мотивах, в общих чертах относимое к католической теологии, но абсолютно уникальное. Важно, что зооантропоморфный скульптурный декор суздальских храмов имеет корни не в местном язычестве, а исключительно в европейской романике." (© Заграевский. "Ю. Долгорукий и древнерусское белокаменное зодчество")