Collecting Moments

"Странствия - лучшее занятие в мире. Когда бродишь - растешь, растешь стремительно, и все, что видел, откладывается даже на внешности. Людей, которые много ездили, я узнаю сразу из тысячи. Скитания очищают, переплетают встречи, века, книги и любовь. Они роднят нас с небом. Если мы получили еще недоказанное счастье родиться, то надо хотя бы увидеть землю. Горячий песок чужих берегов оставляет глубокие следы на ладонях, теплые волны смывают вязкую слизь повседневной жизни." (К. Паустовский "Романтики")

Заброшенный дом у дороги в Ораниенбурге не привлекает даже самых усталых путников в холодный дождливый день. Глубокий колодец засыпало осенней листвой, остывшие печи потрескались от времени, разбитые рамы скрипят на ветру. Промерзший, распахнутый в любую погоду, стоит он в лесу без корней и опоры, забытый людьми, чужой в природе. Стены обрушились, крыша провалилась, а дом еще держится на последнем дыхании, оберегает тишину воспоминаний бывших жильцов. За каждой дверью своя история. Здесь детская, там кухня, потом столовая. Что видели из этих окон семьдесят лет назад? Сколько семей жило здесь до войны? Кто остался после?..

Заброшенная пекарня бывшего концлагеря “Вход воспрещен! Опасно для жизни!” — это выглядит как насмешка на здании с такой страшной историей. Пекарня построена заключенными в 1939-м, открыта в 1941-м. Восемьдесят узников концлагеря Заксенхаузен. Долгие многочасовые смены. Изнурительный труд. Два с половиной километра унизительного марша каждый день. В 1941-м 10 тысяч, в 1943-м 30 тысяч, в 1944-м 40 тысяч буханок хлеба ежедневно. Для Заксенхаузена, Клинкера, Дора-Миттельбау, Гросс-Розен, Равенсбрюка... “Каждый день мы должны были выпекать 43 тысячи буханок ржаного хлеба и двести пшеничного - для диабетиков. По вторникам и пятницам хлеб завозили в концлагерь Заксенхаузен и внешний лагерь Клинкер.” (Вильгельм Нагель, бывший заключенный) 22 апреля 1945 г. Заксенхаузен был освобожден советскими войсками. После этого какое-то время хлеб еще продолжали выпекать для обеспечения бывших узников концлагеря. С 1948 г. это была уже обычная пекарня в Ораниенбурге. Закрыта в начале 90-х годов

It was interesting to sit "auf der Podium" today in the Berliner Philharmoniker and experience the birth of silence and music from the "dancing hands" of Daniel Barenboim. And watch him smile while the whole audience was coughing as if the worst epidemics of tuberculosis had just struck Berlin. But the best thing is that Mozart is as mesmerizing as ever....

Деревья проросли сквозь плитку, трава заполнила щели в стенах. На дне в дождевой воде отражаются высокие стройные тополи. Ни брызг, ни всплесков, ни детского смеха. “Baden verboten” — “Купание запрещено!” Уже двадцать пять лет как в этом бассейне закончился купальный сезон. Открытый бассейн в Лихтинберге был построен в 1928 году. Здесь тренировались зарубежные пловцы перед Летними Олимпийскими играми 32-го и 36-го годов. После войны бассейн долгое время был в запустении. Лишь в начале 70-х власти ГДР решили отремонтировать его и открыть вновь для жителей города. Как и многие объекты в этой части Берлина, после падения Стены бассейн закрылся, теперь уже навсегда.

Первый день в Берлине выдался индустриально-фактурным. Прогулялись по территории бывшей “Всеобщей электрической компании” Германии AEG и посетили заброшенный железнодорожный мост Liesenbrucken.

Мы бредем по тяжелому глубокому песку. Отсюда и до самого моря голые холмы и дюны. Сухо, жарко, солнце слепит глаза. Взбираемся на пригорок, чтобы осмотреть окрестности. “Что это? Мираж? Фата моргана? — Нет, похоже на старый хан. Какое-то арочное строение”. “Легкий одинокий минарет свидетельствует о бытии исчезнувшего селения... “, — писал Пушкин. Здесь не осталось даже минарета. Говорят, он рухнул в 91-м. В том же году во дворе мечети срубили многовековые шелковичные деревья. Осталось одно, живое, но бесплодное. - Смотри, сколько черных ягод на кусте. Что это? - Ежевика. - А как называются похожие, которые растут на высоких деревьях? - Шелковица. Но ее здесь больше нет. Как нет и девяти колодцев, некогда снабжавших водой жителей деревни Наби Рубин. Рубин-Реувен-Рубен-Наар Рубна-Наар Убна-Наар Баал… Всё начиналось с реки ( “на-ар” ), вернее, с древней традиции обожествлять водный поток. Как финикийский Баал превратился в Реувена понять сложно, однако в XV веке на месте языческого