Collecting Moments

Хроники ограниченной свободы. 27 мая. Сакаэ, Тиба Карантин закончился. Остались обрывки недописанных текстов и невысказанных мыслей, сейчас уже неважных и не очень интересных. Теперь можно снова смотреть вдаль, за горизонт — туда, где заканчиваются геометрические узоры рисовых полей. Те полтора месяца, что мы провели в заточении, фермеры вспахивали и сеяли. Аккуратные дорожки из зеленых побегов расчертили водную гладь. Вечерняя заря раскрашивает ее в пастельные розово-голубые тона. На этом холсте природа рисует оранжевый круг слепящего солнца. Дорога к деревенскому храму — семьдесят ступеней к свободе. Поднимаешься, дышишь, замираешь в лесном безмолвии. С высоты сквозь храмовые ворота смотришь на небо, отражающееся в затопленном поле. Сколько еще закатов и восходов растворится в нем, пока появится самолет, который заберет нас отсюда?!

Хроники вынужденного заточения. 19 мая. Сакаэ, Тиба Сегодня полтора месяца, как я не выходила за старые деревянные ворота нашего участка. До этого я была в долгом, как мне казалось, бесконечном путешествии длиною в пять лет. Из окна нашей японской кухни виден холм с бамбуком и соснами, на котором стоит древнее кладбище. Оно скрыто в глубине леса, но я знаю, что оно там есть. Воспоминания вдохновляют на то, чтобы печь хлеб и учить японский, а не отчаянно биться головой в оконную сетку, как залетевшая на веранду пчела. Благодаря им я терпеливо сижу на остановке, которую временно установили специально для меня на этом пути. В четверг японское правительство должно пересмотреть карантинные меры и, возможно, частично вернуть нам свободу. Тогда память пальцев пополнится живыми прикосновениями — к шершавой коре, мягкому мху, холодному граниту. А пока возвращаюсь в жилище старушки Асо. Утром опять было землетрясение, но я даже не успела вынырнуть из сна. Теперь природа замерла в ожидании дожд

Хроники вынужденного заточения. 4 мая. Сакаэ, Тиба В десять вечера, когда началась неприятно сильная тряска, на столе зажужжал телефон. “Предупреждение о землетрясении. Сохраняйте спокойствие и найдите убежище неподалеку”. Мы только закончили ужинать и, как и раньше, не выбежали на улицу, доверившись прочности жилища старушки Асо. Маленький кухонный телевизор заплясал на подставке, люстры закачались. Перегородки и двери еще долго стучали друг о друга, когда толчки уже почти прекратились. Хорошо, в них рисовая бумага, а не стекло. Дом ходил ходуном в такт земле, а потом как будто вернулся на свое место. Следующей ночью природный ужастик повторился под аккомпанемент не только визжащих мобильных, но и сигналов тревоги из деревенской системы оповещения. Ритмично раздавались сообщения "Earthquake!" "Earthquake!” “О-дзисин дэс!” “О-дзисин дэс!” Несколько минут дом танцевал во тьме, потом всё стихло, занавес опустился, представление закончилось. The end.

Хроники вынужденного заточения. 29 апреля. Сакаэ, Тиба Даже на карантине жизнь иногда преподносит сюрпризы. В час дня, уютно закутавшись в одеяла на большом диване, мы обычно смотрим кино по японскому тв. Каждый раз показывают что-то из англоязычной классики. То Чаплина, то, как сегодня, “Крестного отца”. Внезапно киносеанс прервали восхищенные возгласы наших друзей. “Они разделились! Они разделились!” Я выскочила во двор посмотреть, о ком же речь. Над ульем в саду гудел плотный рой пчел. Старая матка перевозит половину семьи в новый дом! Словно прощаясь, пчелы повисели над прежним жилищем, а потом вся La Grande Familia переместилась на дерево неподалеку. На ветке образовался живой нарост из мельтешащих насекомых. Когда жужжание стихло, Сатоши-сан аккуратно при помощи сачка пересадил их в свежий улей. К вечеру на дереве не осталось и следа от пчелиного гнезда, а в домике уже началась работа. Это значит, что матке понравилась квартирка и можно праздновать новоселье. На фоне такого велик

Хроники вынужденного заточения. 26 апреля. Сакаэ, Тиба Большая часть того, что случается вокруг нас, происходит без нас. Мы отправляемся далеко и надолго в поисках яркого, необычного и непознанного. Ведь только детям позволено часами наблюдать за дождевыми червями. Всматриваться, вглядываться, вчитываться в знаки и тексты природы. Клубника зреет. От зеленого к белому, от розового к красному — эти мазки интереснее раскрасок. Зреет, значит растет. И ты, еще крошечная, заглядываешь под кустик каждый день утром, днем и вечером. После завтрака, обеда и ужина. И растешь. Ты не умеешь слушать свои мысли, тебя не занимает внутренняя тишина. И страха нет, потому что нет смерти. Одуванчики облетели, но всю землю усеяли маленькие лютики — желтые яркие звездочки, указывающие путь. Я открыла окно на веранде навстречу утренней свежести, и увидела на камне птицу. Она вздрагивала всем телом, вскидывала крылья, а под ними было видно оранжевое брюшко. Я ее сразу узнала — она из той стаи, что недавно п

Хроники вынужденного заточения. 24 апреля. Сакаэ, Тиба Вот закончится карантин и я снова зарифмую свою жизнь с дорогой. И поднимусь на холм, и споет мне бамбук песню леса. И выйду к затопленному рисовому полю, и удивлюсь своему отражению. И окунусь в студёную лагуну, и услышу забытый грохот водопада. И солнце будет обжигать мою кожу, а дождь — хлестать по лицу. И отправлюсь в пустыню, и впитаю запах сухого песка и горячего ветра. Я поймаю попутку и уеду по узкой полосе между морем и горами. Без цели и без направления. И путешествия опять станут смыслом и ритмом жизни.

Хроники вынужденного заточения. 17 апреля. Сакаэ, Тиба “Она подбрасывала лист теста вверх и ловила его на протянутые руки с растопыренными пальцами, тесто силой своей собственной тяжести делалось тоньше и постепенно превращалось в тонкий лист. Приезжий любовался движениями старухи: они были плавные и быстрые, осторожные и самоуверенные, казались красивым, древним танцем.” За все долгие странствия лишь однажды мне довелось увидеть, как пекут хлеб. Случилось это в армянской деревне , и то, что мы наблюдали, было созвучно тексту Гроссмана по красоте и изяществу. Движения обеих женщин, сидевших у тандыра, завораживали. В нашем добровольном карантине в Японии всё гораздо прозаичнее. Смешиваем муку, соду, соль, молоко и лимонный сок. Дрожжей не добавляем, как и в армянский лаваш. Не раскатываем и долго не месим — тесто само по себе получается пышным. Сразу кладем на противень и выпекаем в духовке сорок минут. Выходит плотненький тяжеленький колобок с хрустящей корочкой.