Терапевтические странствия. Грузия. Зугдиди

САЦЕБЕЛИ

1992 год. Война началась 14 августа. Я была в Гагре у своей двоюродной сестры. В тот же день ночью по телевидению объявили, что начался военный конфликт между грузинами и абхазами. В городе прямо чувствовалась напряженность. Моя двоюродная сестра сразу поняла: “Всё, это начало конца”. Она была журналисткой, работала главным редактором грузинской газеты в Гагре, знала все тонкости. Она часто говорила нам, родственникам: “Абхазы готовятся к войне. Знайте, что мы каждый день идем на передовую фронта. Вы, живущие за Ингури, помните об этом!”. В то время в Тбилиси никто и не думал о войне, жили припеваюче.
Дорогу в Грузию закрыли, я не могла выехать обратно в Зугдиди. Война шла в полную мощь в Сухуми, а я была за Сухуми в Гагре. До 25-го августа город как будто вымер. Тишина. Даже собаки не лаяли. Абхазки встречались по дороге, когда выходили в город покупать хлеб. “Вы еще здесь?” — они говорили нам, грузинам. — Вы еще здесь? Вас еще не перебили?” И тут выяснилось, что на следующий день будет последний катер. Я хотела забрать с собой дочку Лоры, так мой зять сказал: “Нет, нет, я ребенка тебе не отдам. Зачем мне жизнь здесь без нее. Ничего не случится, не бойтесь. Нет у меня такого богатства, я ничего не совершил плохого, чтобы меня расстреляли.” Так кто ж разбирает на войне?!
Сестра меня прямо впихнула в этот катер. Полагалось 150 пассажиров, а на катере было 250. Отплыли. Капитан объявил: “Я должен войти вглубь моря, чтобы нас не бомбили из Гудауты”. Из Гагры до Поти нужно было плыть два часа в мирное время, мы плыли восемь. Ты представляешь, что самое-самое удивительное? Отплыли мы от Гагры, и капитан говорит в рубку: “Не бойтесь, люди, не бойтесь — нас провожают дельфины.” Я вышла на палубу, смотрю — где-то штук двадцать подпрыгивают с моря. Я плакала. Я стояла и рыдала. И всё время капитан объявлял: “Я бога молю, чтобы мы добрались до Поти. Я всё сделаю для этого”. На катере были только грузины — дети и женщины, которые приехали из Тбилиси, Кутаиси и из других городов отдыхать в Гагру. Дельфины нас провожали до порта в Поти.
Прибыли мы в Поти в 12 часов ночи. В Зугдиди гражданская война. Представляешь? И здесь война. Звияд Гамсахурдия руководит. Пришли автобусы со всех концов Грузии, забрали своих. Нам объявили: “Из Зугдиди ни одного автобуса. Вам придется ночевать в Поти”. Ночевать так где? Никого знакомых нет, а нас четверо девчонок из Зугдиди. Мы подошли к какому-то дому. Попросились.
- Да ради бога, заходите, что вы. Да ничего страшного. Что вам приготовить? У нас тоже ничего нет.
- Мы ничего не хотим есть. Посидим на стульях, чтобы быть под крышей. Завтра утром как-нибудь доберемся до Зугдиди.
- А вы знаете, в Зугдиди тоже очень сложная обстановка? Там тоже идут военные действия.
Утром в 9 часов появился автобус из Зугдиди. Сели мы в автобус и едем. Не доехали до Зугдиди, смотрю стоит “икарус”. Тогдашние огромные “икарусы” — на 40-45 пассажиров. И вижу молодых солдат, которые ехали на войну в Сухуми. Их поймали здешние “звиядисты” и расстреляли. Застрелили всех. Все были убиты. Грузины расстреливали грузинов за то, что одни были за Шеварднадзе, а другие — сторонниками Гамсахурдия. Это гражданская война! Самая страшная война — гражданская. Когда брат на брата, друг на друга, против отца сын и наоборот.

6 сентября мне прислали Лику, дочку Лоры, на катере. Мой зять ни за что не покинул свой дом добровольно. Мой зять, Ладо, был человек начитанный и образованный. Инженер-строитель, но русскую классику знал наизусть. Куприна и Бунина он боготворил. В конце сентября в их дом ворвались чеченцы. Их привел сосед-абхаз. Раз дом стоит огромный, так они думали, что там богатства несметные. У них было богатство, действительно, - книги. Уникальная библиотека! Можно было за нее два-три дома купить. Ворвались. А до этого моя сестра сделала операцию в Москве, ей удалили злокачественную опухоль матки. Мой зять сказал бандитам: “У меня нет денег. Что видите, что вам нравится, — забирайте.” Но они требовали два миллиона рублей. “Я в жизни не видел вместе собранных два миллиона. Откуда у меня?” Тогда они начали избивать мою сестру. А он им говорит: “Ей сделали такую операцию, что она всё равно не выживет. Не надо марать руки, она всё равно умрет. Оставьте ее в покое”. Оставили ее, начали избивать его. Били три часа. И утюжили потом горячим утюгом. Спереди и сзади.
Это было в конце сентября... В декабре они только выбрались оттуда. Их спрятал в больнице знакомый хирург-армянин. Он тоже себя подвергал опасности, конечно. Их дом стоял за больницей. Моя двоюродная сестра пошла в больницу и рассказала, что произошло. Врач их перетаскивал из одной палаты в другую, потому что их искали там тоже.
У них дома были две маленькие дворняжки. Моя сестра мне потом рассказывала: ”Смотрю, под кроватью лежат мои собаки. Они из дома прибежали и нашли нас в больнице. Я их выгоняю, а они не уходят. Муж взмолился, чтобы я их оставила. Так псы потом бежали за той машиной, на которой нас отправили до Адлера.” Знакомый абхаз помог им выбраться. Нашел машину, посадил, дал сопровождающего.
Ладо умер через четыре месяца после того, как они приехали.
Лора мне рассказывала: “Я видела, как отрезали головы грузинам и бросали в море. Море было красное”. Я после этого на море не ездила. А я раньше так любила море — я даже зимой ездила туда. Каждые субботу-воскресенье я проводила в Гагре. Я и сейчас не могу сказать, что не люблю море. Но я если подумаю о нем, сразу вижу эту сцену, как кидают головы.
Я не говорю, что только абхазы совершали подобное, там и грузины зверствовали. Я точно знаю, потому что это война! Там же вообще человеческие законы перестают существовать. Хотя кто-то всё равно остаётся человеком...